Читать интересную книгу Доллары за убийство Долли [Сборник] - Жорж Клотц

— Извините, месье, не скажете ли, который час?

— Половина первого.

Рагу наверняка уже начало пригорать, а Мегрэ должен вот-вот вернуться. Впервые за многие годы совместной жизни он не застанет ее дома. Да и позвонить ему невозможно, поскольку опять-таки пришлось бы идти к телефону в баре напротив. Вот если бы мимо снова прошел тот же или какой-нибудь другой полицейский, она бы представилась и попросила позвонить мужу. Но, как назло, в поле зрения не было ни одного блюстителя порядка. Госпожа Мегрэ вставала, садилась, оглядывалась по сторонам — повсюду ей мерещились белые шляпки, но ни одна из них не была той, которую она ждала. В течение получаса она насчитала более двадцати белых шляпок, причем обладательницы четырех из них были к тому же одеты в синие английские костюмы.

* * *

В одиннадцать часов утра, когда волнения госпожи Мегрэ, прикованной в Антверпенском сквере к ребенку (чьего имени она даже не знала), еще только начинались, ее супруг комиссар Мегрэ надел шляпу и вышел из своего кабинета. Он сказал несколько слов инспектору Люка и, бурча что-то себе под нос, направился к небольшой двери, соединявшей помещение судебной полиции с Дворцом правосудия.

Примерно с того времени, как госпожа Мегрэ занялась лечением зубов, визиты во Дворец правосудия стали для комиссара повседневным мероприятием. Он дошел до той части здания, где находились кабинеты судебных следователей. Тут, в коридоре, на скамьях всегда сидели странного вида люди, причем некоторые из них — в сопровождении двух жандармов. Мегрэ постучал в дверь к следователю Досе ну.

— Войдите.

Досен был самым высокорослым судебным чиновником в Париже, и казалось, что он своего роста стесняется, а еще больше стесняется того, что всем своим видом напоминает аристократическую русскую борзую.

— Садитесь, Мегрэ. Курите, пожалуйста. Вы читали в утренней газете статью о деле, которое мы ведем?

— Я сегодня прессу еще не смотрел.

Следователь протянул ему газету, на первой полосе красовался заголовок:

«ДЕЛО СТЕВЕЛЬСА

МЭТР ФИЛИПП ЛИОТАР ОБРАЩАЕТСЯ В ЛИГУ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА».

— У меня был долгий разговор с прокурором, — сказал Досен. — Он того же мнения, что и я. Мы не можем выпустить переплетчика на свободу. Впрочем, если бы мы и решили это сделать, нам помешал бы — в силу своей язвительности — сам Лиотар.

Еще несколькими неделями раньше это имя — Лиотар — было во Дворце правосудия практически неизвестно. Тридцатилетний Филипп Лиотар прежде не выступал защитником ни в одном серьезном процессе. Проработав пять лет секретарем у знаменитого адвоката, он только начинал расправлять крылышки и жил пока что в однокомнатной квартирке на улице Бержер по соседству с заведением, которое было известно под названием «Дом свиданий». Но с тех пор, как дело Стевельса получило огласку, фамилия Лиотара ежедневно мелькала в печати: он давал сенсационные интервью, рассылал обращения во все инстанции, появлялся даже в выпусках кинохроники — с взлохмаченной шевелюрой и саркастической улыбкой на устах.

— У вас ничего новенького не появилось?

— Ничего, о чем стоило бы говорить, господин следователь.

— Вы рассчитываете найти того, кто отправил теле' грамму?

— В Конкарно поехал Торранс, а он малый расторопный.

За последние три недели дело Стевельса обросло в газетах аншлагами, один из которых гласил:

«ПОДВАЛ НА УЛИЦЕ ТЮРЕННА».

События по воле случая развернулись в районе, который Мегрэ хорошо знал и где даже хотел бы жить, — в пятидесяти шагах от площади Вогезов. Если идти с улицы Фран-Буржуа на площадь Вогезов и подняться по улице Тюренна к площади Республики, с левой стороны вы увидите маленький ресторанчик, фасад которого окрашен в желтый цвет, затем — молочный магазин «Салмон», а рядом с ним — типичное, с низким потолком, помещение мастерской, над витриной которой прилепилась тусклая вывеска: «Художественный переплет». В магазинчике по соседству торгует зонтиками вдова Ранее, а между переплетной мастерской и витриной с зонтами — ворота, ведущие под арку, в которой находится каморка консьержки, и, наконец, в глубине двора перед вами предстанет особняк старинной постройки, нашпигованный ныне конторами и квартирами.

«ТРУП В ТОПКЕ КАЛОРИФЕРА?»

В этом уголовном деле имелся единственный факт, который широкой публике остался неизвестным, ибо его удалось скрыть от газетных репортеров. Заключался он в том, что расследование началось совершенно случайно. Однажды утром в почтовом ящике судебной полиции на набережной Орфевр был обнаружен клочок замусоленной оберточной бумаги. Записка гласила: «Переплетчик с улицы Тюренна сжег труп в топке своего калорифера». Подписи, естественно, не было. Бумажка попала в отдел Мегрэ, и скептически отнесшийся к ней комиссар не стал отрывать от работы никого из своих опытных инспекторов, а отправил с проверкой малыша Лапуэнта, молодого сотрудника, который горел желанием отличиться.

Лапуэнт обнаружил, что на улице Тюренна действительно живет переплетчик — фламандец по имени Франс Стевельс, поселившийся во Франции четверть века назад. Выдав себя за работника службы санитарного контроля, Лапуэнт обследовал помещение и вернулся с подробнейшим его планом.

— Стевельс работает, можно сказать, в витрине, господин комиссар. Помещение довольно темное, перегорожено деревянной стенкой, за нею у Стевельсов устроена спальня. Узкая лесенка ведет в подвал, там у них кухня, маленькая темная комната, служащая столовой, и нечто вроде погреба.

— С топкой для калорифера? [1]

— Да. Калорифер старой модели и вроде бы не в наилучшем состоянии.

— Однако работает?

— Сегодня утром он включен не был.

В пять часов вечера на улицу Тюренна отправился, чтобы произвести официальный обыск, старший инспектор Люка. Хорошо еще, что он запасся соответствующим ордером, в противном случае переплетчик его бы не впустил, сославшись на закон о неприкосновенности жилища. Впрочем, Люка чуть было не ушел с пустыми руками, и теперь, когда дело Стевельса стало для судебной полиции мукой мученической, на старшего инспектора почти что сердились за то, что он в конце концов нашел-таки улику. В глубине топки Люка обнаружил два покрытых пеплом человеческих зуба. Вытащив их, он тут же вихрем помчался в лабораторию.

— А что представляет собой этот переплетчик? — поинтересовался Мегрэ, хотя он еще и не начинал заниматься расследованием вплотную.

— Ему лет сорок пять. Рыжий, рябоватый, глаза голубые. На вид, можно сказать, даже приятен. Жена, хоть она и намного моложе его, души в нем не чает.

Теперь уже о Фернанде Стевельс, как и о ее супруге, постоянно писали в газетах. Выяснилось, что, приехав в Париж, она какое-то время работала прислугой, а потом пошла на панель и на протяжении нескольких лет ловила клиентов на Севастопольском бульваре. Ей было тридцать шесть лет, десять из которых она прожила со Стевель-сом. Три года назад они почему-то зарегистрировали брак в мэрии третьего округа.

Из лаборатории пришло вскоре заключение, гласившее, что зубы принадлежали мужчине лет тридцати, умершему несколько дней назад, по всей вероятности, человеку весьма упитанному. После чего Стевельс был вежливо препровожден в кабинет Мегрэ. Тут-то и началась вся эта волынка. Стевельса усадили в зеленое плюшевое кресло лицом к окну, выходящему на Сену. На улице шел дождь. В течение всех десяти или двенадцати часов допроса было слышно, как капли барабанят по стеклу и в водостоке булькает вода.

Переплетчик носил очки с толстыми стеклами в стальной оправе. Его густые, довольно длинные волосы растрепались, а галстук сбился набок. Он оказался образованным, начитанным человеком, спокойным и рассудительным.

— Как вы объясните тот факт, что в топке вашего калорифера найдены человеческие зубы?

— Никак.

— Возможно, у вас или у вашей жены не так давно выпадали зубы?

— У жены не выпадали, а у меня они искусственные.

Он вынул изо рта протезы, потом привычным движением руки вставил их обратно.

— Что вы делали шестнадцатого, семнадцатого и восемнадцатого февраля?

Допрос производился двадцать первого вечером, после посещения улицы Тюренна Лапуантом и Люка.

— Была ли среди этих дней пятница?

— Да, шестнадцатого.

— Значит, я, как обычно по пятницам, ходил в кинотеатр «Сен-Поль» на улице Сент-Антуан.

— С женой?

— Да.

— А что вы делали в остальные дни?

— В субботу днем Фернанда уехала.

— Куда?

— В Конкарно.

— Поездка намечалась заранее?

— Ее мать-инвалид живет с дочерью и зятем в Конкарно. В субботу утром мы получили телеграмму от сестры моей жены — Луизы, в которой сообщалось, что мать внезапно тяжело заболела. Вот Фернанда и помчалась с первым же поездом в Конкарно.,